— Легко. Понимаешь, ресурсы той России и Германии настолько истощены, что нам дешевле и проще перебросить людей сюда и заселить бывшие чумные территории, чем восстанавливать справедливость там. Тем более, что сам понимаешь — без крови не обойдётся, а мы уже воевать по настоящему отвыкли. Да и не нужно это нам сейчас. Освоение космоса требует колоссальных ресурсов и затрат.
— Кстати, Отто, по поводу космоса… Что там у них с этим?
— Зачаточное состояние. На уровне нашего сорок пятого. Только околоземные станции.
— Ого! Даже странно…
— Ничего странного. Преобладание лжетеорий и потребительства. Практически, все ресурсы и силы направлены на удовлетворение сиюминутных потребностей, и ничего на перспективу. Ты представляешь, у них общественный статус извращенца-гомосексуалиста ВЫШЕ обычного здорового человека!
Барона даже передёрнуло.
— Какой кошмар!
— Слово офицера. Довелось убедиться…
— Да, Отто… Жуткий мир.
— Плюнь и забудь. Лучше представь себе, ЧТО будет с ними, когда арийские расы ИСЧЕЗНУТ. ЧТО они будут делать тогда?
— Если верить научным теориям — самоуничтожаться.
— Этот процесс уже идёт. Они — вымирают, несмотря на все достижения их науки. Среди них — самый большой процент генетических уродств и психических болезней. И знаешь что?
— Что?
— Это вот всё объявлено ГЕНИАЛЬНОСТЬЮ…
Фон Гейер встал, как вкопанный, затем взглянул Отто в глаза:
— Ты это… серьёзно?!
— Я не шучу.
Барон заметил, что его друг непривычно серьёзен.
— Мы начали подготовительные работы. Необходимо разработать реабилитационные психограммы для скорейшей адаптации арийцев, забираемых оттуда.
— И как успехи?
— Пока продвигаемся медленно. Слишком уж их морально изуродовали…
— Получается, что ТАМ их перепрограммируют?
— Да. Телевидение, радио, пресса. Всё это в ИХ руках. И мы никак не можем получить ни одного канала в своё распоряжение.
— Э, послушай, Отто… Чего не могут деньги — могут ОЧЕНЬ большие деньги. Это старая пословица, которая бытует среди моих подопечных…
— Да? Значит, и еврей иногда может сказать истину?
— Получается — так… Ладно. Хватит о работе, пойдём, развлечёмся!
— Что у тебя сегодня?
— Скучно не будет! Не надейся…
…Шамиль вёл свой отряд через перевал, пастушьими тропами. Хотя там и стоял небольшой заслон россиянских оккупантов, он надеялся его быстро сбить и вырваться на просторы равнинной Ичкерии. Да, нелегко было собрать столько людей. Но деньги сделали своё дело. Благодаря спонсорам из Саудовской Аравии удалось набрать наёмников в Афганистане, Пакистане, Грузии, Украине. Поскольку сами ичкерийцы давно уже не хотели воевать с россиянами. Устали. Нужно было поднимать народ на борьбу, а для этого требовались деньги, деньги, и ещё раз — деньги. Не будет громких дел, вроде захвата заложников в Будённовске и Норд-Осте, значит, не будет и денег на дальнейшую борьбу… Он щёлкнул тангентой рации:
— Ваха! Что у тебя?
— Всё тихо, Шамиль, а, суки! Огонь!
В наушнике затрещали выстрелы, затем послышались чьи то стоны, наконец, всё стихло, и захлёбываясь от возбуждения Ваха затараторил:
— Шамиль, нарвались на секрет! Двоих уложили, третий ушёл, дал ракету. Так что нас уже ждут на перевале.
— Шайтан!
— Успели одного гяура перед смертью допросить, он сказал, что их там всего шестьдесят человек. Так что — прорвёмся. Предупреди наших на равнине, чтобы заблокировали дороги.
— Не учи!
Скрипнув зубами, командир боевиков сунул сканер в карман разгрузки. Без шума прорваться не получилось. Впрочем… Он улыбнулся своим мыслям: гяуров с полсотни, а у него почти две с половиной тысячи опытных наёмников. Да они снесут этих русских, и не заметят. При одном их появлении урусы подожмут хвосты и будут сидеть тихо, моля своего распятого ложного бога о том, чтобы грозные вайнахи не тронули их…
…Капитан Островский матерился. Больше ничего ему делать не оставалось. Шестьдесят два солдата срочной службы. Среди них — шесть сержантов. Он, комроты, прапорщик старшина. И всё… Против двух с половиной тысяч боевиков, по виду — наёмников. Сомнут без труда. Связался, правда, по рации со штабом, попросил помощь. Но вышедший на подмогу танковый батальон застрял ещё в воротах казармы, поскольку вся площадь перед местом расположения была запружена лежащими на земле женщинами и детьми… Вертушки вылететь не смогли по причине отсутствия горючего. Не подвезли вовремя. Оставалось только умирать…
Он обвёл глазами выкопанные окопы, затем без особой надежды опять включил рацию:
— Всем, кто меня слышит. Говорит капитан Островский. На меня наступает банда боевиков в количестве двух с половиной тысяч человек. Принял решение драться до последнего. Прошу помощи…
А из густых кустов в низине уже выходили наёмники. Перебегая от одного укрытия к другому, пока не открывая огня, они медленно, но уверенно поднимались по склону, с каждым шагом приближаясь к позициям роты. Островский ещё раз взглянул на наступающих боевиков, затем на своих пацанов, глубоко вдохнул и выкрикнул, что было сил:
— Огонь, сынки!..
…Бой длился почти два часа. Стволы автоматов раскалились до такой степени, что оружие уже начало плеваться. Стонали раненые, наспех перебинтованные своими товарищами, поскольку санинструктора уложил снайпер. Те их них, кто ещё был в силах, приник к оружию и отстреливался из последних сил. Гулко рвались гранаты подствольников, впрочем, не особо помогая. НСВ был выведен из строя гранатомётчиком, но и чехи оставили немало тел перед позициями умирающей роты. То один, то другой наёмник вдруг ронял оружие и валился на землю. Его подхватывали за руки или ноги ближайшие, и утаскивали в кусты, в укрытие. Но тут же место выбывшего из боя занимало двое других. Сказывалось численное преимущество. До вершины оставалось совсем немного, ещё метров сто, и солдат просто закидают гранатами, а потом пойдёт врукопашную и вырежут до единого. Как это будет, Островский видел не раз, к своему сожалению… И патроны подходят к концу… Он без особой надежды вновь поднёс микрофон ко рту и перекрывая грохот боя, надсаживаясь заорал: